Автор: hirviko

Крайне замечательно в субботу с утра одолел пятьдесят восемь километров асфальтовых холмов, не слезая с седла. Этакий первый блин, конечно, средняя скорость оказалась лишь 25,2 км/ч, но лиха беда начало, предполагаю. Трасса от Грузина до Репина и рельефом хороша, и не слишком большим количеством машин, и асфальтом (кроме места возле песчаного карьера, там всё плохо). Адский, чудовищный подъём возле Стеклянного — превосходное испытание выносливости.

Теперь надо продолжать, КОМ в «Страве» сам себя не получит.

Когда-то писал тут про важный запах мяты, но есть ведь и ещё один, дуалистичный отталкивающе-притягательный — запах, как ни смешно, выхлопа дизеля тепловоза, увозящего в Костомукшу поезд 349/350. Неисчислимые вереницы воспоминаний, ощущений и предвкушений моментально всплывают в голове. Карелия как этакое место силы, получается, что ли.

Или вот ещё одна маленькая особенность: залётные финны объезжают велосипедистов, высовываясь наполовину или полностью на встречную полосу даже порой и через сплошную, жители же этой Великой Страны словно бы соревнуются, кто проедет ближе к твоим боковым сумкам, да притом и желательно скорость иметь ну хотя бы шестьдесят километров в час, уж не меньше.

В общем, да, я довольно много вынес из этого ОБ.

А ещё было здорово, когда утром, перед посадкой в поезд, в Алатту пошёл снег.

А ещё, конечно, было смешно, когда этот элисенваарский житель, сидя посреди говна и развалин, рассуждал, мол, ух как хорошо, что Сталин нам Карелию-то отвоевал.

Пожалуй, никогда бы не смог работать в конторе, где в ходу слова вроде «дедлайн», «эвент» и особенно тошнотворное «тимбилдинг» (и слово мерзкое, и процесс сам). Однажды был в таком месте, и на третий день был во время еженедельного митинга представлен команде под аплодисменты. На четвёртый же день остался дома, и более в той конторе меня не видели; ну не митинг с тимбилдингом стали причиною, но и они роль сыграли.

Что-то из рубрики про пидарасов и дартаньянов, пожалуй; но вот поездишь по необходимости в маршрутке, ведомой ублюдком (а других ведь нет), и сам себя тоже немножко ублюдком чувствуешь, как будто это ты скакал промеж рядов без обозначения манёвра поворотником, как будто ты трогался на «уже-почти-не-красный» и трындел по телефону.

Вообще вот так по наблюдениям я, кажется, один в этом городе при виде мигающего зелёного на светофоре начинаю притормаживать, а не поддаю газу, и один я знаю, что жёлтый — запрещающий сигнал, и один еду с соблюдением ограничения скорости безо всяких «плюс десять» и «плюс двадцать» даже по набережным, один перед поездкой нацепляю на ухо bluetooth-гарнитуру (иногда забываю, но редко, правда). А вокруг нескончаемая армада слепошарых мудаков и безмозглого говна, и что с этим делать, вообще ума не приложу, потому что всем плевать, даже тем, кому по долгу службы не должно; впрочем, какой там «долг службы», громкие слова из прошлого, лишь бы карман набить, а там трава не расти и хоть потоп; ко всем относится опять-таки. Так что хоть весь обпристёгивайся ремнями и обвключайся фар, пресловутое «начинание с себя», как обычно, не сработает, страна у нас не той системы.

Кроме запахов, важны ещё и звуки. Вот, например, звуки левашовских Ан-12/26, кружащих предосенними вечерами над домом. А выходишь так на крыльцо или в сад с кружкой именно что мятного чая в руках, и тут летают они. И темнеет, и видны огни в разрывах облаков: красный слева, зелёный справа и белый мигающий на фюзеляже. И так хорошо-хорошо, даже объяснить не могу.

Среди многообразия запахов этого сомнительного мира особенно ярок и важен запах мяты. Даже в другом городе, даже в другой стране — стоит мне его ощутить, и время останавливается; вокруг то ли август, то ли октябрь, звёзд полно небо, пар изо рта немножко, и от кружки с чаем — больше; и стоишь один в такой тишине, и в общем-то, толком ничего и не надо, только чтобы оставалось вот это сейчас — и обусловленные миром ценности общения с людьми кажутся в этот момент особенно ничтожными, не надо никого, зачем? — ведь мята в чае, и тёмная вокруг ночь, и всё хорошо-хорошо, и только так и надо.

Испытываю непреодолимую и ничем не обусловленную идиосинкразию к городу Пензе и всему, что с ним связано.

Любопытно, как то, что, в принципе, и не важно было вовсе, запоминается почему-то порой очень ярко. Вот зачем мне, казалось бы, помнить тот октябрьский день, когда я поехал было к руинам силотворовского завода, но не осилил разлившийся ручей, встал возле него и нечастыми глотками под тем вот кристальным небом пил «Раддлз Каунти»? А тем не менее — чётко помню. А гораздо вроде бы более важные вещи как-то размываются и забываются; странно.